Честь взаймы - Страница 143

143

А как же, спросите вы, любовь? Бабушка Ииснисса как-то высказала очень мудрую мысль, которую юная Фэйм Сааджи запомнила навсегда. «Любовь не есть и не должна становиться стихийным бедствием ни для вас самой, ни для близких вам, дорогая моя девочка, людей. Страсть мимолетна, она всего лишь шквал, налетевший внезапно, оставляющий после себя развалины, мусор и пустоту. Не дайте же порыву ветра разрушить свою жизнь, обратив ее в мусор». Когда Фэйм в свою очередь поинтересовалась у достойнейшей леди Калидас, какова же настоящая любовь, та, помнится, заявила, что тайна сия велика и каждый ищет ответ самостоятельно. Некоторые находят, большинство так и остаются в неведении.

Они с Россом Джевиджем заслужили немного определенности. Он ищет путь, как мужчина и воин. Фэйм жаждет свободы. При чем здесь любовь? По крайней мере, теперь она точно знает, что это такое.

Как гласит краткая историческая справка, в те времена, когда Эарфирен был обнесен крепостной стеной, а на трон Эльлорского королевства взошел Илвенис Косматый, молодому монарху срочно понадобилось место, где он мог бы вершить суд правый и не очень, при этом не рискуя быть растерзанным сторонниками высокородного осужденного. Замок Эрдорэш для этого дела подходил лучше всего – вокруг угрюмые чащобы, населенные волками, медведями, нечистью и призраками, одну-единственную дорогу проще простого перекрыть силами небольшого отряда, а в озере удобно топить неугодных свидетелей. А что поделаешь, каковы времена, таковы и нравы. За прошедшие века моль успела съесть все медвежьи и волчьи шкуры, разросшийся город поглотил непроходимые леса и чащи, святые клирики изгнали нечисть, призраки от соседства с шумными человеками развоплотились сами, озеро осушили, а от древнего замка сохранилось одно-единственное помещение. И сколько бы ни перестраивали Великолепный Эрдорэш знаменитые архитекторы, но на мрачный пиршественный зал их рука никогда не поднималась. Не только из-за великолепных образчиков старинной резьбы по камню и потолочных балок из столетних дубов. Здесь так часто творилась история Эльлора, столь регулярно на стоящем тут исполинском тысячелетнем столе вписывалась очередная драматическая страничка летописей, что у самых величайших из великих правителей мороз шел по коже, когда они оказывались под высокими сводами Палаты НеВечных. Названьице придумала королева Эйфанир Седьмая, отравившая здесь третьего мужа и всех гостей с его стороны прямо на свадебном пиру. Ее портрет в полный рост висел в одном из простенков. Если не присматриваться, то одно лицо с мис Махавир, только жгучая брюнетка. Джевиджу всегда нравилось смотреть на давно почившую королеву, ведь согласно хроникам его далекий предок принимал активнейшее участие в заговоре против Эйфанир. Разумеется, гордиться тут нечем. Велика ли удаль пятерым здоровенным мужикам задушить одну, пусть многажды виновную, женщину? Но все равно приятно.

Раил Второй преследовал двоякую цель, приглашая лидеров парламентских фракций на срочный совет в Палаты НеВечных. Кроме намека на сугубую серьезность разговора, он давил авторитетом всех своих предков и напоминал, сколько веков подряд владыки Эльлора плевали с высокой горы на мнение лордов Эльлора по любому вопросу. Контраст должен был получиться разительным.

Невысокий плотный Император в самом скромном из своих мундиров вел себя крайне сдержанно, всем видом выражая свое недовольство как событиями вчерашнего дня, так и в целом политической ситуацией.

– Милорды, мои предки не для того поделились властью с Советом, чтобы я мог убедиться в вашей бездеятельности и преступном попустительстве. Где обещанная поправка к Закону о Гражданском Покое? Где ужесточение борьбы с бомбистами и прочими экстремистами? Где новый Земельный Акт? Я вас спрашиваю!

– Сир, слушания затянулись, – робко отозвался лорд Оглашающий.

– Они затянулись, потому что вы вместо работы погрязли в битвах между кланами и заговорах с магами. Да! Да! Да! – голос Раила возвысился до явления монаршего гнева. – Деды наши говорили: «Пускаешь на порог чародея, сразу бери в жены ядовитую змею и паука в друзья». Вы, похоже, забыли, где оказались те, кому показалось мало обычного золота, кто польстился на мажьи сладкие посулы.

«Про дедов это он зря», – подумал Джевидж, уныло разглядывая до рвоты знакомые лица лордов. Вместо сказавшегося болящим Ферджими явился граф Гайдир, Бриззлин и Киидла готовы впиться друг другу в глотки, князь Ларкайинг пребывает в перманентном недоумении от жизни как таковой. Ну родился он таким, а с молоком матери впитал родовую спесь и с тех самых пор неизменно изумляется факту существования чьего-то еще мнения, кроме своего собственного. А мажий подголосок – граф Нидриен – весь напряжен и крайне измучен бессонной ночью. Развлечения ради лорд Джевидж одарил его злорадным взглядом. Пусть помучается догадками, одна страшнее другой. Лорд Оглашающий традиционно сер и мышеобразен. Дьявол! Надо избавляться от этого политического паноптикума, Эльлору нужна свежая кровь, новые лица, незашоренные мозги.

– Так вот, милорды, – громыхал Раил. – Я не позволю Ковену прибрать к рукам нашу промышленность и природные богатства. Я требую от Совета закона, категорически запрещающего какое-либо применение магии в производстве. Во всяком случае, до той поры, пока волшебники не научатся использовать свою силу во благо, а не только ради личного обогащения. Если это вообще принципиально возможно.

Стоявший на повестке дня свежераскрытый заговор, направленный против Империи, ее оборонной и промышленной мощи и (О Длань Карающая!) против самого института конституционной монархии, требовал детального обсуждения. И тут Раил по части красноречия переплюнул своего отца – большого любителя цветистых речей, еще при его жизни ставших классикой искусства риторики. По большому счету, даже подмена канцлера не могла стать для Эльлора фатальным событием. Никто не осудил бы властителя, решившего сместить неугодного и откровенно зарвавшегося политика, а вот колдовские эксперименты на рудниках, заводах и фабриках – это уже гораздо серьезнее.

143