Это был восьмой день второй десятидневной недели второго месяца осени – тол-ат-нэнил, в храме воскуряли смолу-равинд, и ее терпкий аромат смешивался с запахом прелых листьев. Теплый дым поднимался вверх под самую крышу, окутывая полупрозрачным саваном золоченую статую ВсеТворца-Зиждителя, простершего все десять своих рук над грешным миром – защищая, прощая и любя.
Фэйм закрыла глаза, прислушиваясь к тихому шелесту поминальных листочков, развешанных в оконных проемах. Кто знает, может быть, Кири уже родилась снова? Разве она успела нагрешить за свой единственный прожитый день?
И вспомнилась вдруг бабушка, которая если и появлялась в храме вообще, то лишь раз в году, в последний безымянный день лайка месяца, чтобы совершить жертвоприношение и помолиться о душах предков. Считалось, что это рискованно, особенно для здоровья, но леди Ииснисса вопреки всем ожиданиям дожила почти до ста десяти лет. Видимо, молитва ее была искренняя, а дары от всего сердца.
Бабушка всегда говорила: «Фэймрил, никогда не обращайте внимания на пересуды, нет смысла забивать себе голову мыслями о том, что будут молоть чужие языки. Будьте выше сплетен, будьте выше грязи». Леди Иисниссу Ле Калидас воспитывали в старых традициях эльлорской аристократии, и она обращалась на «вы» даже к годовалому младенцу.
Фэйм старалась быть выше даже тогда, когда из окружающей со всех сторон «грязи» у нее только нос торчал. И порой ей казалось, что бабушка ею и в самом деле очень гордится. Оставила же леди Калидас свой особняк не кому-то, а – Фэймрил. Хотя, к бабушкиному неудовольствию, та все же утратила право именоваться «леди» из-за своего во всех смыслах недостойного брака с мэтром Эрмаадом. Впрочем, все относительно: особняк – это слишком сильно сказано, а иной родни, кроме внучки, у старушки не осталось.
Нельзя сказать, чтобы после посещения Дома ВсеТворца у Фэйм становилось легче на душе, но в этот тол-ат-нэнил женщину с самого утра переполняла необъяснимая радость, и та разве только не на крыльях летела к выходу из храмового сада. Эта вопиющая беспечность и неуместное благодушие не могли остаться безнаказанными. Просто не могли – и все.
В первый миг Фэйм показалась, что она с разбегу врезалась носом в каменную стену, из глаз аж искры брызнули. Второй мыслью было отчаянное: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда!» Третьим – неукротимое желание бежать. Но вместо того чтобы броситься наутек, мистрис Эрмаад совершенно неизящно пригнулась и на цыпочках подкралась ближе, прячась за кустами и страшась одного – мужчина в темном плаще услышит, как отчаянно стучит ее сердце.
Лорд Росс Кайлин Джевидж, канцлер, патрон Тайной Службы, советник Императора и прочая и прочая, стоял, засунув руки в карманы длиннополого плаща с пелериной, наподобие тех, которые носят кавалеристы, и внимательно вглядывался в каждого проходящего мимо человека. Явно поджидая кого-то. Кого именно высматривал Росс Джевидж, лично у Фэйм сомнений не вызывало – ее. Кого ж еще?
Росс Джевидж повернулся в профиль, и мистрис Эрмаад, к счастью своему, почти не рисковала встретиться с ним взглядом. Иначе точно дала бы стрекача прямо через кусты. Наверное. Все-таки привычка идти наперекор желаниям иногда очень полезна, что ни говори.
«Спокойно, спокойно, девочка моя, – сказала Фэйм себе. – Присмотрись получше, вдруг ты обозналась?» Слабое утешение и тщетная надежда – его трудно с кем-то перепутать. Нет, ничего особенного в чертах лорда Джевиджа не имелось: серые глаза, прямой ровный нос, четко очерченная линия губ, впалые щеки, тяжелый подбородок. Вот только глаза слишком глубоко посажены, а над ними нависают густые брови, нос слишком велик, а рот широк и перекошен набок. Некрасивый немолодой мужчина, к тому же и очень неприятный человек со скверной привычкой мстить за малейшую обиду и убивать всех, кто, по его мнению, замыслил против власти императора. Раилов Пес – звали его за глаза. Людская молва, в свою очередь, утверждала, что Росс Джевидж состоит из костей, дубленой кожи, стальных нервов и звериной подозрительности.
«Почему он один? Где его злобная свора акторов?» – озадачилась Фэйм, так и не заметив рядом с Россом ни единого человечка из Тайной Службы. А ведь у мистрис Эрмаад глаз на таких людей набит давным-давно. Но как следует поразмыслить над этой загадкой Фэйм не успела. Лорд Джевидж покинул свой пост и направил стопы в храм. Самое время дать деру.
Разумно рассудив, что береженого бережет ВсеТворец, Фэйм вышла из храма не через ворота, как все остальные прихожане, а своим, заранее продуманным путем. Еще весной она под видом интереса к выращиванию гортензий исследовала весь храмовый сад на предмет потайной лазейки. Мистрис Эрмаад всегда так делала – оказавшись в незнакомом месте, первым делом искала черную лестницу. Только так и можно выжить, так она и выжила.
Никто из монахов и стражи за полгода не обнаружил, что несколько штакетин в заборе можно отогнуть и тогда не слишком упитанная женщина вполне может проскользнуть в образовавшуюся дыру.
Вокруг квартала, где располагалось ее убогое домовладение, Фэйм обошла несколько раз, проверяя отсутствие слежки. Правда, для этого пришлось зайти в гости к мистрилу и мистрис Дипали, якобы за образцом для вышивки, и проторчать там чуть ли не до обеда, зато из окна их гостиной открывался прекрасный вид на всю улицу и ни один подозрительный или просто незнакомый прохожий не мог пройти незамеченным. Прелесть маленьких городов вроде Сангарры в том, что там все знакомы со всеми и очень трудно сохранить инкогнито. Тем паче в начале мертвого сезона, когда курортники уже разъехались.