После недолгих внутренних колебаний он решил развить тему:
– В определенных кругах поговаривали, что Уэн… кхм… вел себя в отношении жены очень дурно. Вы понимаете, о чем я говорю, милорд? Когда маги во всеуслышание осуждают своего собрата по дару, значит, по законам людским и божеским он достоин смерти. Вот почему я настолько удивлен…
– Чему?
Россу стало холодно, очень холодно.
– Тому, что она не выглядит ни сломленной, ни раздавленной, словно с ней ничего такого не делали. Должно быть, Фэймрил Эрмаад – женщина незаурядной воли. К-хм… А почему вы так смотрите на меня, милорд?
Это был лишний вопрос, и профессор тут же пожалел о своей неуместной откровенности, мысленно обозвав себя «болтливым старикашкой» и «слепой задницей».
– Договаривайте, мэтр Кориней! – яростно потребовал Джевидж.
Пришлось шептать на ухо и слушать, как лорд-канцлер скрипит зубами от бешенства.
– Послушайтесь меня, старика, – сказал отрекшийся маг. – Если вам небезразлична эта женщина, то будьте осторожны и не рискуйте понапрасну. Вы перед ней в долгу.
– Нет, мэтр, именно по этой причине я и рискну, – прошипел сквозь зубы Росс. – Так вы сделаете то, о чем я прошу? – добавил он с нажимом.
Кориней задумчиво почесал свое монументальное пузо с таким видом, будто взвешивал дорогой и редкий яд на ручных весочках.
– Ладно, будь по-вашему, – махнул он рукой. – Но на изготовление зелья уйдет ровно два дня. Одна перегонка займет десять часов. И я рекомендую оставшееся время себя сильно не утруждать и высыпаться.
– Отлично. Я постараюсь, – отчеканил Росс и, резко отвернувшись, поковылял в дом.
– Окажите мне честь, сударыня, – мэтр Кориней любезно подставил свой локоть мистрис Фэймрил. – Мы немного пройдемся, а потом возьмем наемный экипаж. Тут недалеко, но лучше лишнего внимания не привлекать.
Женщина рассеянно кивнула, целиком погруженная в свои мысли. Под неприлично стоптанными каблучками ботов шуршала палая листва, пальцы в тонких матерчатых перчатках скрючило от холода. Но вот что удивительно, рядом с одетым в длинную бобровую шубу, внушительным во всех смыслах господином профессором она в потрепанной и недостаточно теплой одежде, в дешевой матерчатой шапочке вовсе не смотрелась бедной родственницей из провинции. Потому что урожденная Сааджи – аристократка древних кровей, потому что не умеет гнуть шею под ударами судьбы. Кто их знает, этих благородных барышень, чему их учат в закрытых пансионах, не исключено, что терпеть любые надругательства и из последних сил сохранять достоинство там, где менее стойкие сломаются.
«Пятнадцать лет с Уэном Эрмаадом… Эх-хе-хе… Наверное, мне этого никогда не понять».
– Вам холодно, сударыня? – спросил профессор, когда они сели в фиакр.
– Нет.
– Я же вижу, что холодно, у вас зуб на зуб не попадает. Или вы волнуетесь?
– И то и другое, – призналась Фэйм. – Я целый год не была в Эарфирене, даже не надеялась вернуться сюда когда-нибудь еще в этой жизни. И вот я тут… а мой дом… там живет какой-то неведомый «брат» Уэна. Я уверена, что это подсуетился кто-то из его приятелей-магов.
Ниал осмотрительно промолчал. Не стоит ее пугать раньше времени, да и нет никаких доказательств, что Эрмаад жив. Пока нет. Кто бы знал, как хотелось профессору ошибаться в догадках. Он, между прочим, тоже отнюдь не жаждал свести близкое знакомство с мужем Фэймрил. Староват уже мэтр Кориней для магических поединков – не юноша, пузо такое отросло, что впору ставить диагноз «зеркальная болезнь».
Чтобы отвлечь спутницу от черных мыслей и самому отвлечься, Ниал пустился рассуждать о новых методах лечения желудочной язвы – профессиональной болезни всех общественных деятелей, ибо работа эта нервная и чрезвычайно вредная для нежных оболочек внутренних органов. Словом, почувствовал вкус к тайному и ненавязчивому сводничеству, что есть вернейший признак стремительно приближающейся старости. Когда хочется облагодетельствовать двух неплохих и очень подходящих друг другу мужчину и женщину, соединить их сердца без спросу, то это оно и есть – стариковская придурь, которая ничем хорошим не заканчивается. Но Фэйм слушала внимательно, переспрашивала и явно мотала на ус все, что касалось диеты и здорового питания.
«Надеюсь, твой Росс сумеет выбраться из грядущей передряги, чтобы ты смогла нянчиться с его болячками, кормить кашками и любить таким, каков он есть», – со щемящей грустью в сердце подумалось немолодому тучному профессору медицины, но вслух он утробно проворковал совсем иное:
– Вот мы и приехали, сударыня… Осторожненько, там ступенечка.
Старшая дежурная сестра отчего-то решила, будто мэтр Кориней прибыл с внеплановой инспекцией, а потому чувствовала себя не слишком раскованно, даже не ощущая за собой никакой серьезной вины. Сухощавую высокую даму сотрясала нервная дрожь. Она шелестела жестко накрахмаленными чепчиком и фартуком, переминалась с ноги на ногу и то и дело прикусывала нижнюю губу.
– Мы с… э-э-э… помощницей хотели бы взглянуть на Безымянную, – заявил Кориней.
– Гасси, мы называем ее Гасси, мэтр, – уточнила старшая дежурная. – Как мученицу Гасси Эктарскую.
– Кстати, как она? Лучше не стало?
– Нет, все по-прежнему, без малейших изменений. Мы приносили к мис Гасси ее малышку. Думали – материнский инстинкт пробудит разум, но ничего не помогло. Она даже внимания не обратила на свое дитя.
– Жаль, – вздохнул Ниал. – Но мы все равно осмотрим ее. Правда, мистрис Джайдэв?