– А потом я вернусь, и если до той поры настоящий Росс Джевидж не будет найден, то вынужден буду отдать приказ об аресте лжеканцлера. А чтобы чародеи-заговорщики не ушли от возмездия за содеянное, соберу новый Конклав Рестрикторов. Мое терпение кончилось, лорд-командор.
Перспектива очередного пришествия рестрикторов настолько поразила Лласара Урграйна, что картина, висевшая на стене за спиной Императора, качнулась у него перед глазами. Нагромождение беспорядочных разноцветных мазков называлось «Мать и сын», но только крепко выпивший человек мог рассмотреть сидящую в кресле мамашу и коленопреклоненного сыночка. Как правило, это случалось после второй бутылки коньяка. Но потрясенному командору, чтобы приобщиться к авангардному искусству, посчастливилось обойтись без выпивки и похмелья.
– Ба! – благоговейно молвил он, уставившись на живописное полотно. – Так это же мать и сын!
– Значит, вас проняло, – хмыкнул Раил. – И смею верить, что в следующий раз мы увидим это милое семейство в компании с Россом Джевиджем. С подлинным лордом Джевиджем.
Глупо отрицать очевидное – зелье профессора сотворило с милордом чудо. У него больше ничего не болело, а слабость словно рукой сняло. Напротив, тело преисполнилось энергией и силой, требующей немедленного выхода.
– Кажется, я горы могу своротить, – похвастался Росс, нарубив достаточное количество дров, чтобы еще несколько дней можно было поддерживать огонь в камине. – Будто сбросил последних пятнадцать лет долой.
– Это меня больше всего и пугает, – честно призналась мистрис Эрмаад. – Вы теперь похожи на одержимого.
– Я знаю, – усмехнулся Джевидж. – Но, Фэймрил, если бы вы знали, как приятно чувствовать себя сильным и здоровым, как замечательно владеть собственным телом и языком. Я ненавижу хромать, заикаться и корчиться от боли в проклятом желудке.
– Но это всего лишь иллюзия, милорд, – с нескрываемой горечью ответствовала та. – Ваша язва по-прежнему с вами, она никуда не делась.
Более всего Фэйм хотелось разрыдаться, но она сдержалась. Это же чистейшей воды бабья жалость, слезливая и оскорбительная и вполне закономерно столь презираемая мужчинами. Та самая, от которой они вздрагивают, хмурятся и отряхиваются, точно от прилипчивой грязи.
– Я предпочту несколько дней активной бодрости, даже если она иллюзорна, как мираж в пустыне, угнетающей реальности бессилия и болезни, – почти беззлобно огрызнулся Росс. – Давайте проживем эти пять дней в полную силу, и, только когда я паду замертво, вы станете меня хоронить. Договорились?
Несколько минут они стояли друг напротив друга, меряясь тяжестью взгляда, – Фэйм, впившись ногтями в ладони сжатых судорожно кулаков, и Росс, демонстративно скрестив руки на груди – кто кого. Победа досталась мужчине, но с самым минимальным перевесом в одну крошечную слезинку.
– Я не подведу вас, моя милая Фэймрил, – пообещал Джевидж. – И буду осторожен. И… даже съем ваши проклятущие киселики и омлетики.
«Ну вот что прикажете с ним делать? А?»
– Вы – ужасный человек, милорд, – фыркнула мистрис Эрмаад.
«И у вас самая замечательная улыбка на всем белом свете».
– Конечно! Как может быть иначе?
Он не мог надивиться собственной наглости и самоуверенности. Откуда бы ей взяться, этой залихватской шальной лихости? «Я вас не подведу, милая моя!», «Я всех в бараний рог сверну!», а на деле от одной только мысли о визите в свой дом – аж мурашки по коже и вся задница пошла пупырышками. Что это за манера бросаться обещаниями там, где никто и ничего не может гарантировать наверняка? Неужели это лезут наработки из прошлой жизни, из жизни маршала Империи, второго человека в государстве, политика и стратега?
Да какой он, к дьяволу, стратег?! Так – болтун и безответственный лжец. Таков, каковы все власть предержащие, все эти гребаные вершители чужих судеб.
Язва утихла, но вместо нее у Росса Джевиджа нестерпимо болело там, где, по всей видимости, у большинства нормальных людей находится совесть. И колдовское зелье тут совершенно ни при чем. Его наконец-то настигли слова профессора Коринея и понимание того, сколь эфемерны планы отмщения двойнику и магам. Тут мало стратегии и тактики, тут надобно чудо.
– Вам нужно будет подстричься и побриться у цирюльника, чтобы выглядеть подобающим образом, – рассуждала вслух Фэйм. – Насколько я помню, вы всегда носили очень короткую прическу.
За время скитаний лорд-канцлер непозволительно оброс, хоть косу заплетай, как это делали воины в старые времена. В качестве маскировки подходило идеально – лохматый и небритый, он ничем не напоминал себя прежнего.
Она растопила снег и грела теперь воду, чтобы хоть немного обтереть давно не мытое тело.
– Я бы сама вас подстригла, но у нас нет подходящих ножниц.
– А вы умеете?
– Нас учили в пансионе. Предполагалось, что мать семейства в случае необходимости может привести в порядок волосы детей.
Спрашивать о том, почему мистрис Эрмаад не пригодились столь полезные навыки, Росс не стал, подсознательно чувствуя неуместность вопроса. Хотя вообразить себе Фэймрил, склонившуюся над детской головенкой, он вполне себе мог.
– Ничего. Пусть брадобрей заработает лишнюю монетку, – усмехнулся Джевидж.
Видимо, снова переборщил с бравадой в голосе, потому что женщина как-то совсем уж затравленно вжала голову в плечи.
– Вы и в самом деле так верите в удачу, милорд? Не сомневаетесь? Не страшитесь?
И что ей следовало ответить? Пожаловаться на тошнотворную пустоту, образовавшуюся в животе от тревоги, или поклясться в собственной неуязвимости? Мол, я – это я, маршал, канцлер, воин, мужчина, мне, дьявол всех подери, Аверн по колено, а ЗлатоМост – по плечо.