А у безымянной девочки и в самом деле были его глаза: темно-серые, слишком яркие и жесткие для пухлощекого младенца. Словно кроха уже знала, какую участь уготовила ей судьба, знала и готовилась достойно встретить удар.
«Удары – это, похоже, наше семейное проклятье, детка. Привыкай», – с грустью подумал Росс и осторожно погладил девочку пальцем по щечкам с красными пятнышками диатеза.
– Если я узнаю, что все это, – Джевидж мрачно обвел взглядом палату, – вина моего сына, ему несдобровать.
– Вы ведь не оставите невинного ребенка без участия? – Кайр не столько спросил, сколько констатировал факт.
– Разумеется. Свою кровь я не брошу. Может, стоило бы дать ей какое-то имя? Что скажете?
Юноша наморщил лоб. Нарекать младенца вообще-то полагалось матери. Был ли это пережиток какого-то древнего ритуала или всего лишь стойкая народная традиция но только в Эльлоре сохранялась подобная традиция вдобавок к Материнскому Дару – сохранению имени родительницы в виде второго имени любого мужчины или женщины.
– Мне всегда нравилось – Лорринен, чтобы звать потом Лори. Красиво и женственно, по-моему.
– А вы что думаете по этому поводу? – спросил лорд-канцлер у крайне смущенной и какой-то потерянной Фэйм.
– Кири… Киридис… – прошептала та в ответ.
– Хм… Тоже подходяще.
Но решение пришлось поневоле отложить до следующего визита. Детишек пора было кормить, а утренним посетителям – уходить.
– У меня на сердце неспокойно, – пожаловалась Фэймрил, в последний раз оглядываясь на девочку. – Словно тяжесть легла. И сон приснился плохой.
– Наука полагает сны всего лишь плодом ночной работы мозга, переработкой полученных за день впечатлений. Не бывает плохих или хороших снов. Они всего-навсего безобидные картинки разного содержания, – заверил ее молодой человек.
– А среди магов, между прочим, особенно ценятся сновидцы. У них получаются уникальные волшебные вещи, – парировала вдова мага.
Но будущий медикус решил отстаивать свое мнение до конца. За внешностью прекрасного принца – кудрявого, ясноглазого красавчика – прятался упертый проповедник от науки, готовый до крови биться за свои убеждения.
– Чаровники такие же люди, ничем с точки зрения физиологии от других не отличающиеся. Те же органы, та же кровь, и, кстати, мозги той же консистенции. И сны им снятся обычные – только про магию, а не про войну, как какому-нибудь солдату.
– Хотите сказать – сапожнику снятся разнообразные штиблеты, пирожнику – опара, а Императору – корона и трон? – иронично ухмыльнулся Росс.
– Что-то в этом духе, если говорить грубо, – самоуверенно отрезал Кайр. – Каждый зрит то, с чем сталкивается каждый день.
– А что же должно видеться мне? – полюбопытствовала Фэймрил. – Кладбище, гробы и… лорд Джевидж?
Она взяла Росса под левую руку, а Финскотта – под правую. Так они и шли – втроем, занимая всю ширину тротуара, словно подгулявшие приказчики с гильдейского праздника.
– Ну откуда же мне знать, что вам снится, мистрис Эр… Джайдэв? – пожал плечами молодой человек. – А действительно, что это за плохой сон?
Старинная примета требовала в будние дни держать содержание тревожащих ночных видений в строгом секрете до полудня, чтобы не сбылись злые предзнаменования. Сегодня был как раз нир-ми-арис, канун дня выходного, а также середина третьих суток действия бессонного зелья. Мистрис Эрмаад сослалась на примету, прячась от ответа за сущим суеверием, словно за старым, но еще крепким щитом.
А привиделась Фэйм охота с собаками на нее саму. По ночному лесу бежала она, пятная белизну снежной целины свежей кровью из открытой раны, а следом молча неслись огромные черные псы. Не трубили громко рога, и неведомые охотники не орали что-то воинственное и торжествующее, напав на свежий след. Но они были там, за тьмой и ночью, бесшумно скользя за высокими деревьями. А потом сновидица лежала на жестком ложе, лицом обращенная к звездным небесам, а сверху падало огромное, сверкающее морозными узорами лезвие, грозя мгновенной смертью. Но вместо того, чтобы прощаться с жизнью или молить палачей о пощаде, Фэйм с запредельным сосредоточением изучала прихотливый рисунок звезд. Лезвие падало, а время, холодное и прозрачное, сковало все вокруг ледяным панцирем. Зеркальная сталь и далекие искорки звезд в огромных черных глазах.
И ничего хорошего этот сон не мог предвещать – это точно.
Естественно, делиться своими переживаниями Фэйм не стала. Все и так напряжены и капельку не в себе. Кайр постоянно косится на подопечного милорда, тревожась о его самочувствии даже больше, чем сам Росс. Джевиджу тоже не по себе. Видно же, что он мучается проблемой своего «замка», ищет и не находит ответа на самый простой и самый важный вопрос – где он может быть? В самом же деле, ведь не прочешешь каждый дом в Эарфирене. А Фэйм бы и рада помочь, но чем? Омлетик изжарить на спиртовке или кашку сварить – маловато будет.
На перекрестке Третьей Храмовой и Речной улиц они распрощались до самого заката. Лорд-канцлер и его юный друг отправились в центр города, а мистрис Эрмаад – к прачке, отдать в стирку грязную одежду. Все очень просто, можно сказать банально: мужчины занимаются стратегией, а женщины стирают их подштанники, особенно это важно, когда стратегия вдруг оказывается не самой удачной.
Потом она зашла в гости к мистрис Филфир, домовладелице профессора, чтобы узнать насчет съемной квартиры. Пожилая матрона прониклась к недавней гостье постояльца самыми дружескими чувствами, сраженная наповал бабушкиным рецептом тыквенного пирога, и теперь принимала Фэйм по-королевски: вишневым джемом, чаем и булочками с марципаном. Потчевала со всей тщательностью, присущей правилам хорошего тона полувековой давности, когда гостя предписывалось не выпускать из-за стола до полного насыщения. И еще в дорогу объевшейся и едва тянущей за собой ноги жертве гостеприимства давать корзиночку с пирожками. Чтобы, значит, не оголодала в пути.